Хайри Шаляби (خيرى شلبى) (1938-2011) - один из выдающихся современных египетских писателей, творчество которого, что совершенно незаслуженно, мало известно не только российскому, но и западному читателю. И особенно досадно в этой связи то, что при жизни Шаляби неоднократно называл себя «арабским писателем, во многом воспитанным на русской литературной традиции».
Родился Шаляби в деревне Шебас Амир, в дельте Нила. За свою жизнь писатель опубликовал более семидесяти книг, среди которых были повести, романы, сборники рассказов, пьесы, а также литературоведческие статьи. За роман “Аттыя” (‘وكالة عطية’, 1999, издательство “دار الشروق “), на котором нам сегодня хотелось бы остановиться подробнее, Шаляби был награжден престижной литературной премией им. Нагиба Махфуза.
Действие романа происходит в городе Даманхур и разворачивается в меблированных комнатах, или попросту ночлежке, под названием “Аттыя”. Главный герой романа - молодой человек весьма скромного происхождения, волею судеб оказавшийся на самом дне египетского общества - в компании наркоманов, пьяниц, проституток, воров и даже беглых преступников, и пытающийся выбраться из мгновенно затянувшего его омута бродяжничества и нищеты. Описания ночлежки и ее обитателей - таких, как сторож Шавадфи или беспризорник Махрус, отличаются необыкновенным литературным мастерством и русскоязычному читателю могут немного напомнить героев из “На дне” Горького. Одним из сильных литературных ходов Шаляби является смешение языковых стилей в одном абзаце: тут и прекрасный литературный арабский, и богатый, точный и, если нужно, острый, как бритва, египетский диалект. Вот, например, как Шаляби описывает свою первую встречу с Махрусом, мальчиком лет тринадцати:
“Впервые я заприметил Махруса на проселочной дороге, ведущей в наш город: он сидел перед грудами редиса и гиргира, сваленными на холщовый мешок и зазывал покупателей, распевая маввали. Эти маввали превозносили качества редиса и гиргира и своей живостью и страстностью превосходили винные стихи Абу Нуваса: так, хвостики редиса были уподоблены зеленым глазам, гиргир же был как ресницы возлюбленной, он был как кисточки на драпировке, украшающей ее спальню, и как клеймо, поставленное прямо на его обнаженное сердце, во славу Пророка Мухаммеда, да пребудет над Ним мир. Я был абсолютно зачарован изысканностью этих слов. Искренность и сладкая изысканность языка этого поэта совершенно околдовали меня. Долго простоял я, слушая его маввали, и ни разу ни один из них не был повторен; тексты плавно перетекали из одного в другой так, что, несомненно, редис и гиргир символизировали для этого певца множество прекрасных вещей. Когда же он заметил, что я с удовольствием слушаю его пение, он запел так самозабвенно, что я впал в совершенный восторг. В знак восхищения я кивнул ему головой и удалился.”
Роман “Аттыя” был неоднократно переиздан в Египте, а также переведен на английский язык.
/f0783d63c500453.s2.siteapi.org/img/4eex9mc733qcsgkowwosckg4oggs8o)